– Можете не волноваться!
– Представьте себе, волнуюсь. Очень волнуюсь. Даже так скажу: волнуюсь за ваших детей больше, чем вы, и…
– Тогда почему сидите и ничего не делаете? И не оправдывайтесь! Вы бездействуете! Вам просто нравится сидеть здесь с этими дурацкими магнитофонами и слушать, как там мучают девочек!
– Нравится?! Мне нравится! – взорвался инспектор.
– Да! Нравится! – тоже взорвалась Ева. – Потому что чувствуете себя здесь самым главным! А еще вы развратник! Слушали, развесив уши, как Генри в постели с той бабенкой… Слушали, слушали, я знаю!
Инспектор Флинт просто онемел. Он не находил слов. Он с трудом сдерживал поток грубых ругательств. Так могут и за оскорбление личности привлечь. Ведь чертова баба приперла сюда адвоката и еще какого-то недоноска – поборника гражданских свобод. Флинт встал со стула и направился в комнату с генеральскими игрушками, громко хлопнув дверью. Профессор Маерлис, доктор Фелден и майор сидели перед телевизором и наблюдали за Уилтом. Тот со скуки рассматривал головку своего члена, выискивая первые признаки гангрены. Флинт выключил телевизор, чтобы не видеть ненавистной рожи.
– Хотите верьте, хотите нет, – начал он. – Эта зараза требует забросить ее в окно мансарды с вертолета. Хочет, видите ли, воссоединиться со своей полоумной семейкой.
– Надеюсь, вы не допустите этого? – сказал доктор Фелден. – Не вздумайте рисковать. Вспомните, что она вчера пообещала сделать со своим муженьком.
– Не искушайте меня. Я с удовольствием посмотрю здесь, как она разрывает этого недоноска на кусочки. – Он замолчал, представляя себе чудесную картину.
– Черт побери, решительная малышка, – сказал майор. – Я, например, в гробу видал влетать в это окно на веревке. По крайней мере, без хорошей огневой поддержки. Однако в этом что-то есть!
– Что? – поинтересовался Флинт, недоумевая, как у майора повернулся язык назвать миссис Уилт малышкой.
– Нужен отвлекающий маневр. Представляете, как они там в доме запрыгают, увидев, как эта бабища висит под вертолетом. Признаюсь, я и сам бы навалил в штаны от такого зрелища.
– Аналогично. Но поскольку у нас другая задача, я хочу услышать более дельные мысли.
В соседней комнате Ева грозилась послать телеграмму с жалобой самой королеве, если ее тут же не пустят к своей семье.
– Этого еще не хватало! Нам еще массового убийства не хватало! А то пресса жаждет крови. Вот шуму-то будет!
– Шум будет, когда она влетит в окно, – резонно заметил майор. – А мы под шумок ворвемся в дом и…
– Нет! И еще раз нет! – заорал Флинт и бросился вон из комнаты.
– Значит, так, миссис Уилт! Я попробую уговорить террористов пропустить вас к детям. Если они не согласятся, ничем не смогу помочь…
Он обратился к сержанту на коммутаторе:
– Свяжитесь с копчеными и дайте мне трубку, когда закончится их обычная увертюра.
Симпер вдруг почувствовал, что обязан вмешаться.
– По-моему, следует воздержаться от подобных расистских выражений. Это противозаконно. Называть иностранцев «копчеными»…
– Я не называю «копчеными» иностранцев. Я называю «копчеными» двух кровожадных убийц. Или, может, убийцами их тоже нельзя называть?
Симпер пытался вставить хоть слово, но Флинт не давал:
– Убийца, он и есть убийца. Всегда и везде! И вообще, я сыт по горло!
Террористы, видимо, тоже были сыты по горло. По крайней мере, из трубки не неслись «фашистские свиньи» и тому подобное.
– Чего надо? – спросил Чинанда. Флинт взял трубку.
– Есть предложение. Миссис Уилт, мать детей, которых вы захватили, хочет попасть в дом и присматривать за ними. Она безоружна и согласна на любые условия.
– А ну, еще раз и помедленней. Инспектор повторил.
– Прямо-таки на любые условия?
– Да, на любые. Она сделает все, что вы говорите. – Флинт посмотрел на Еву. Она закивала.
Террористы начали совещаться. Их голоса едва слышались из-за громкого визга близняшек и периодических стонов миссис Де Фракас. Вскоре террористы вернулись к телефону.
– Вот наши условия: прежде всего женщина должна быть голая. Слышали? Го-ла-я!
– Слышал, только не пойму…
– Никакой одежды! Мы должны видеть, что она совершенно безоружна. Ясно?
– Миссис Уилт может не согласиться…
– Я согласна, – твердо сказала Ева.
– Она согласна, – неодобрительно прорычал Флинт.
– Второе: свяжите ей руки над головой. Ева опять закивала.
– Третье: ноги тоже.
– И ноги? Черт возьми, как же она станет передвигаться?
– Сделайте веревку чуть длиннее. С полметра. Но чтоб бегать не могла.
– Понял. Она согласна. Дальше?
– Как только войдет она, выйдут дети.
– Не понял? – сказал Флинт. – «Выйдут дети»? То есть дети вам больше не нужны?
– А кому они вообще нужны! – не выдержал Чинанда. – На хрена нам здесь эти грязные, мерзкие маленькие стервы, которые засрали и зассали все вокруг!
– Я вас понимаю, – посочувствовал Флинт.
– Поэтому заберите ко всем чертям этих мелких фашистских вонючек! – Чинанда бросил трубку.
Инспектор Флинт повернулся к Еве с улыбкой во всю физиономию.
– Миссис Уилт, я ничего не говорил. Вы все слышали сами!
– Он еще поплатится за это! – пообещала Ева. Ее глаза сверкнули. – Где мне раздеться?
– Только не здесь, – твердо сказал Флинт. – Пойдемте в спальню наверх. А когда спуститесь, сержант вас свяжет по рукам и ногам.
Пока Ева раздевалась, инспектор зашел к военным психологам проконсультироваться. Единого мнения по данному вопросу не было. Профессор Маерлис доказывал, что террористам будет очень выгодно с точки зрения пропаганды обменять четырех однояйцевых близнецов на одну женщину, чья польза для общества была, мягко говоря, сомнительна. Доктор Фелден с ним не соглашался.